«Ялта была едва видна сквозь утренний туман, на вершинах гор неподвижно стояли белые облака. Листва не шевелилась на деревьях, кричали цикады, и однообразный, глухой шум моря, доносившийся снизу, говорил о покое, о вечном сне, какой ожидает нас. Так шумело внизу, когда ещё тут не было ни Ялты, ни Ореанды, теперь шумит и будет шуметь так же равнодушно и глухо, когда нас не будет».

А. П. Чехов., «Дама с собачкой»

Был уже почти полдень, когда московский поезд, чихая и зевая, окутал паром станцию «Севастополь». Дорога была длинна и утомительна настолько, что пассажиры не спешили выходить на перрон, не веря в то, что они уже прибыли.

Алексей Дмитриевич вышел первым и словно окунулся в совершенно иной воздух и состояние, чем-то, которое сопровождало его несколько дней во время этой поездки.

Запах железной дороги, людей, свежей выпечки был ещё силен, но уже ни с чем нельзя было спутать этот аромат полуденного солнца, наполненный йодом Чёрного моря и медленно спускающегося с гор запаха сосен.

Постояв две минуты в некотором оцепенении, он вдруг опомнился и принялся спешно помогать сходить с поезда своей семье. Его дети, Анна и Петр, были в том возрасте, когда уже могли самостоятельно принимать какие-то решения, но ещё были озорны и веселы, и вся их жизнь была связана исключительно с родителями. Сняв их с поезда на руках, не забыв поцеловать каждого в щеку, Алексей подал руку Александре, своей супруге, женщине значительно моложе его, но уже достаточно мудрой и понимающей своего мужа, следующей за ним по всем его жизненным дорогам. Глава семьи распорядился об автомобиле до Ялты и, рассадив своё семейство на заднем сиденье и проконтролировав укладку багажа, сел вперёд рядом с водителем, и наконец с облегчением вздохнул.

Он не был в Крыму с 1914 года, и только теперь, спустя десять лет, ему удалось вновь очутиться в столь родном его сердцу месте. За это десятилетие произошло в его жизни да и в жизни всей страны столько событий, что можно было сказать о втором рождении или о совершенно новом повороте судьбы. Безусловно, его терзало нынешнее положение в обществе и он, будучи человеком прагматичным, сумел приспособиться к новой власти и даже продвигался по служебной лестнице. Но, несмотря на это, в его душе глубоко и надолго поселилась любовь и уважение к тому времени на стыке веков, когда были живы его родители и жизнь была полна беззаботной теплоты, радости и совершенно других надежд, нежели теперь.

Но и НЭП, как ему казалось, давала надежду на спокойный и понятный его сердцу уклад. Возвращалась частная собственность, возможность выезжать за границу, быть ближе к тому кругу, к которому он привык с молодых лет. Они ехали на американском «Форде» по тракту в Ялту, и он предвкушал встречу с любимым с детства местом.

Было немного страшно: как сейчас выглядит его Ялта, что осталось от того времени, когда его Папа, Дмитрий Дмитрич Гуров, вместе с Чеховыми сидели на веранде «Белой Дачи» и, жадно закуривая, писали письма Ивану Алексеевичу Бунину?

Что осталось от той Ялты, когда тихая и неспешная праздность курортной жизни давала возможность созерцать все прелести красивейшей природы и размышлять, мечтая по-детски, о своем будущем.

Они ехали достаточно быстро, чтобы не подпрыгивать на каждом ухабе, но постоянная ровная тряска и нахлынувшие вдруг воспоминания заставили его глаза закрыться и погрузили Алексея в сон.

Он проснулся от пронзительного гудка клаксона и, открыв глаза, сразу узнал эту Виллу. Конечно, она уже не называлась «Виллой Елена», как раньше, в честь прекрасной дочки Тихомировых, с которой они некогда дружили. Теперь это был советский санаторий с таким названием, которое никак не давалось Алексею для прочтения. Но, не смотря ни на что, это была та самая «Елена», то самое место о котором он не переставая вспоминал все эти годы.

Ещё не были открыты тяжелые кованые ворота, а дети уже выскочили из авто и, не дожидаясь родителей, устремились в парк, где принялись играть, подобрав одиноко лежавший на траве мяч.

Семья разместилась на самом верхнем пятом этаже, заняв просторный номер с двумя спальнями, большой гостиной и уютным балконом, открывающим вид на Ялтинскую бухту.

Соскучившись по мягким и широким кроватям во время длительной и утомительной поездки на поезде, Гуровы, совершив легкий вечерний моцион по территории санатория, легли спать.

Алексей Дмитриевич любил просыпаться с полным восходом солнца, и Александра, зная это, всегда оставляла портьеры открытыми.

Так и в это утро, почувствовав на себе яркие лучи морского солнца, супруги открыли глаза и удивились залитой ярким утренним светом комнате, так отличающейся от их темной московской спальни.

Семья всегда завтракала дома и это была особая традиция. Поэтому Александра поспешила сервировать заказанный завтрак, а Алексей, так любивший первую утреннюю сигару, вышел на балкон. Он сел в кресло, затянулся и с жадностью стал всматриваться в каждый сантиметр панорамы, которая открылась его взору.

При любой власти море было тем самым бескрайним голубым полем, манящим и вызывающим восхищение своей силой и красотой. В это утро оно было спокойно, и лишь несколько баркасов разрезали на ровные параллельные берегу полосы голубую гладь Чёрного моря.

Он видел, как чайки кружатся над бухтой и, не слыша их криков, точно представлял этот знакомый с детства звук. Он даже подумал о том, что хорошо бы сейчас выйти в море на маленькой лодке и удить рыбу. Ведь чайки над морем — верный признак рыбы у поверхности воды.

Вдохнув полной грудью свежий морской воздух, Алексей перевёл взгляд вниз, на территорию Виллы, где был разбит удивительный парк. Более чем за десять лет, парк стал ещё красивее. «Вилла Елена» была лучшим отелем в Крыму и одним из лучших в Европе, поэтому Советы практически не тронули обстановку, лишь поменяли название и вывески.

Он помнил все эти деревья ещё совсем маленькими, тогда открытие отеля совпало со столетием Никитского Императорского Ботанического Сада и множество редких растений удалось пересадить в парк Виллы.

Парк окружали сосны, кипарисы, небольшие пальмы и редчайшие ливанские кедры, взятые много лет назад из специальной поставки в Ливадию для резиденции Николая II. Грецкий орех, можжевельник, хурма — все это создавало неповторимый образ средиземноморской виллы, не уступающей знаменитым курортам южных берегов Франции.

Невероятно сладкий запах пионов и фиалок, смешавшийся с горьковатым хвойным ароматом, дарил ощущение сказочного сада, в тишине и покое которого хотелось находиться целый день.

— Папа, доброе утро! — Петя зашёл на балкон и, держась за перила, стал разглядывать впервые увиденную зеленую часть Виллы.

Мальчик любил бывать по утрам с папой. Ему нравился запах сигары и, сбежав от женской суеты и приготовлений к завтраку, он подолгу разговаривал с отцом или просто был рядом.

— Доброе утро, сынок! Как тебе спалось на новом месте? — Алексей оставил в пепельнице сигару и посадил сына себе на колено.

— Хорошо, и спал бы ещё, но очень хочется поскорее сходить на море!

— Мы обязательно пойдём сразу после завтрака, а пока посидим здесь, покуда наши девочки нас не позовут.

— Скажи, ты часто бывал здесь, когда был маленьким? — Петя слез с папиного колена и устроился на соседнем кресле, подражая отцу закинув ногу на ногу.

— Да, я бывал здесь очень часто со своим папой. Я помню те времена, когда не было этой виллы, и мы снимали небольшие частные дома или жили в «Ореанде». Отец часто брал меня с собой к Чеховым, когда на его даче собирались гости. Мария Павловна и Евгения Яковлевна накрывали большой стол и взрослые подолгу сидели в тени деревьев, слушая Антона Павловича и обсуждая последние новости Москвы и Петербурга. А мы, дети собравшихся родителей, носились по окрестностям, залезая в чужие сады ради веселья, хотя в своих было тоже самое! Именно тогда я и дружил с белокурой девочкой, в честь которой и был назван этот отель.

— Расскажи мне, расскажи! Что, целый огромный отель ради одной девчонки? — Пете это показалось настолько удивительным, что он вскочил с кресла и с возмущением, и удивлением окинул взором всю Виллу.

— Можно сказать и так, — ответил Алексей с широкой улыбкой. — Я знал её ещё совсем юной, а к открытию отеля у неё самой уже родилась дочь. Она была наследницей саратовского купца Ивана Васильевича Тихомирова, который часто приезжал в Ялту и входил в круг наших общих знакомых. Именно тогда ему и пришла в голову идея построить невиданный до тех пор на побережье гостевой дом. Он купил имение «Дарсана» и через несколько лет построил на этом месте прекрасную Виллу, которую и назвал в честь своей дочери. Кстати, ему настолько нравилась Чеховская дача, что строить Виллу он пригласил того же ялтинского архитектора Льва Николаевича Шаповалова.

— Папа, Петя, пойдемте завтракать! — Анна вбежала на балкон, прервав папин рассказ своим звонким голоском и, взяв обоих мужчин за руки, увела в столовую.


В номерах многое поменялось, но сохранилась эта особая элегантность: немного вычурный купеческий шик, приправленный тонкой европейской сдержанностью. Художественная роспись стен осталась. Пока его семья собиралась, Он медленно ходил по комнатам, иногда останавливаясь, прикасался к стенам, проводил рукой по чуть шероховатой от краски поверхности, пытаясь вспомнить, как были обставлены номера десять лет назад. Вот итальянский гарнитур ручной работы, почти вся мебель из него сохранилась. Тончайшая работа по дереву поражала своей легкостью и изяществом. В столовой осталась часть императорского фарфора и такая милая глазу медная утварь.

Выйдя из номера, семья пошла вниз по мраморной лестнице, а Алексей не смог отказать себе в удовольствии спуститься вниз в при помощи автоматического подъёмного механизма. Ещё в те годы это был единственный подобный механизм на всем крымском полуострове, и Тихомиров отдал целое состояние за установку подобной машины.

Они вышли на улицу и неспешно двинулись вниз к набережной. Как всегда кричали цикады, а узкая улочка, ведущая к морю, была оплетена виноградом и глицинией. Чей-то экипаж, гулко цокая по брусчатке, промчался, окатив прерывистым свистом извозчика гуляющих прохожих.

Увидев впереди море, дети наперегонки побежали к мелким пенящимся волнам, а супруги Гуровы, смешавшись с потоком людей, двинулись по набережной.

Как и четверть века назад у Чехова: «отчетливо бросались в глаза две особенности нарядной ялтинской толпы: пожилые дамы были одеты как молодые, и было много генералов». Только вместо генералов, щеголяя разнообразием костюмов, расхаживали под руку с дамами, вновь возродившиеся во время НЭПа коммерсанты.

Было душно. Хотя солнце начало садиться, долгожданная прохлада не наступала. Все гуляющие были вялы и медлительны и лишь лёгкое оживление возникало то тут, то там возле лотков с надписью «ВОДЫ». Дети бежали вдоль моря, намочив ноги, то и дело останавливались и, выискивая в мелкой гальке камень покрупнее, запускали в море «лягушек».

Гуровы шли дальше, в сторону пристани, изредка провожая взглядом детей и, думая каждый о своем, они почти не говорили. Саша была здесь впервые, а потому с любопытством разглядывала набережную и лица отдыхающих. Алексей же, как будто растворился в этом праздном потоке людей, детские воспоминания картинками вспыхивали в его воображении, перемешиваясь с уже привычной ему реальностью новой Ялты, сохранившей не смотря ни на что привычный уклад и настроение.

Они гуляли уже около часа, когда Гуров вдруг почувствовал дискомфорт. Чей-то взгляд, как маленький камешек в сапоге, не давал ему спокойно идти и нервировал его. Осторожно оглянувшись, он заметил женщину, идущую поодаль от них, она то и дело всматривалась, изучая его с ног до головы.

Лицо её показалось ему знакомым, так бывает, когда узнаешь человека по фотографии или синематографу. Дама была значительно старше него, хотя ещё не стара. Она смотрела не то чтобы с интересом, а с какой-то затанной грустью, так и шла за ними, то поднимая голову на него, то отворачиваясь к морю, погружаясь в свои, никому не известные мысли.

Время уже шло к ужину и пора было кормить детей. Гуровы взяли малышей за руки и поспешно развернулись к дому.

К ужину Гуровы всегда готовились. Тщательно переодеваясь и продумывая заранее toilette, приучая детей к старой семейной традиции, они не жалели времени на приготовления.

Главный ресторан остался прежним, Алексею даже показалось, что он узнал одного из официантов. Погода была великолепной и все семейство устроилось на террасе. Посетителей было еще не много и, неспешно рассевшись, дети начали обсуждать будущую трапезу.

— Папа, мы хотим сладкого — Анечка хитро подмигнула брату и начала повязывать себе салфетку.

— Сладкое после горячего и не спорить — Алексей был мягок с детьми, но простых правил держался непоколебимо.

Обычный ялтинский ужин был как всегда прекрасен. На аперитив подали крымский брют и дюжину черноморских устриц.

Виноделие в Крыму не умерло, а по счастью, даже начало развиваться. Возродилось вновь винное хозяйство «Усадьба Перовских», созданное ещё во времена Судакского училища виноделия. Алексей попросил на пробу розовое игристое, и чуть сбрызнув винным уксусом дар Чёрного моря, приступил к ужину.

На закуску подавали жареных рапанов, и Гуров, не отказал себе в удовольствии выпить рюмку Smirnoff под шипящих в томатно-луковом соусе моллюсков.

Вся еда была местная, а значит наисвежайшая. Официанты обслуживали умело и быстро, ловко сервируя стол и убирая невидимый мусор серебряной щеткой.

Из свежепойманой рыбы сегодня была барабуля и камбала. Заказав еще бутылку Муската, они продолжили ужин жареной рыбой. Солнце уже садилось, музыканты готовились к вечеру, а значит, пора было переходить к десертам. Ужин завершался, и можно было посидеть с чашечкой кофе, рюмкой коньяка и сигарой и насладиться живым роялем, звуки которого уже начали доноситься.

Детям заказали сладкий пирог и мороженое, себе несколько видов сыра и ягоды и, наслаждаясь оживлением Ани и Пети, Алексей Дмитриевич принялся скрупулезно и с удовольствием обрезать сигару.

Рояль заиграл Вертинского. «Маленький креольчик» начал уводить Гурова куда-то в прошлое, он вдруг вспомнил родителей, прошлую, уже далекую и невозвратную жизнь, встал со стула и медленно, раскуривая сигару, пошел в ту часть террасы, с которой была видна набережная.

Ему было спокойно здесь, не было московской суеты и какое-то старорежимное очарование всё же осталось в этом удивительном месте. Он думал о том, что всё-таки, каждое место имеет свою генетику, историю, которую не просто убить или задавить. Есть вещи более мудрые и сильные, не подвластные ни оружию, ни любой власти.

Он смотрел на Виллу сверху, вспоминая каждый прожитый здесь день, курил сигару и печалился новым деревянным скамейкам, так некстати, появившимся взамен старым чугунным.

Вдруг он увидел ту самую женщину, которую встретил сегодня на набережной. Дама поднималась по лестнице, смотря себе под ноги, но почему-то он чувствовал, что она идёт именно к нему.

Он напряжённо ждал, смущённо пытаясь вспомнить, где же он её видел.

— Добрый вечер! Вас зовут Алексей? — поднявшись, Дама задала вопрос, с надеждой ожидая ответ.

— Имею честь представиться. Гуров Алексей Дмитриевич. Простите, но мы с Вами знакомы?

— Боже, как Вы похожи на своего отца — она осторожно провела ладонью по его щеке и, вдруг опомнившись, взяла платок из небольшой сумки и чуть промокнула им лоб.

— Вы знали моего папу? Вы знаете, что он…

— Да, да, я знаю, что его уже нет — она прервала его на полуслове, не желая слышать эти страшные слова. — меня зовут Анна Сергеевна, Вы меня не знаете, но мы были хорошо знакомы с Вашим отцом.

Алексей предложил даме сесть, но отказавшись она пошла медленно по террасе, так и не выпуская платок из рук.

— Когда я увидела Вас сегодня на набережной, я сразу поняла, что Вы — его сын. Я любила Вашего отца и с этим местом у нас было связаны несколько самых прекрасных лет нашей жизни.

— Я могу Вам чем-то помочь? — Гуров взял под локоть Анну Сергеевну и заглянул в её глаза.

— У меня всё хорошо, спасибо — она улыбнулась очень откровенной, но немного грустной улыбкой. — Я просто хотела прикоснуться к тому, что было связано с ним. Спасибо Вам, мне нужно идти.

Она пошла вниз по лестнице и только сейчас Алексей заметил у неё поводок, на котором, путаясь под ногами бежал белый шпиц.


 Гуровы провели в Ялте почти три недели и это были чудесные дни в самом прекрасном месте на Земле. Алексей был рад, что «Вилла Елена» почти не изменилась и знал, что они обязательно вернутся сюда вновь.

И только в поезде, наблюдая из тамбура за мелькающими пейзажами, он вдруг вспомнил, как они с отцом ездили в «Ореанду», как сидели с его давней знакомой в павильоне у Верне, как взрослые пили шампанское, а он, скучая и мучаясь от жары, играл с маленькой белой собачкой породы шпиц…