Мне кажется, это будет один из самых необычных моих рассказов об отеле, но именно он доказывает, в очередной раз, правильность моего выбора. Выбора писать и рассказывать о лучших отелях мира.

Как вы знаете, центром путешествия для меня всегда является отель, вернее его началом и концом одновременно. Вы спросите почему отель? А не музей, например, куда едут со всего мира, или старая площадь, которая одна на весь город вот уже пять столетий притягивает туристов на свои ладони? В каждом городе есть уникальное место, а гостиниц сотни на любой вкус и кошелек. Вы, конечно, правы, но я хочу рассказывать вам об отелях, которые сами по себе являются произведениями искусства. О тех гостеприимных домах, где можно поразиться архитектурой трёхвекового здания, где можно увидеть уникальную коллекцию живописи или фарфора, где интерьеры сами по себе представляют историческую и эстетическую ценность. Но, пожалуй, самое главное, что отличает именно такой отель от музея или уникального здания, — это жизнь! Жизнь, которая течёт непрерывно в этом месте. Это уникальные персоны и обычные люди, которые связали частичку своей жизни с этим местом. Это радость незабываемых встреч, страсть. Это одиночество и долгие размышления о смысле жизни. Это боль потерь и головокружительная разгульная жизнь. Всё это и формирует ту неповторимую ауру и атмосферу, которая есть в каждом таком отеле, который неповторим в своём наборе уникальных материальных ценностей и ни с чем не сравнимым духом или воздухом, наполняющим этот живой организм.

А сегодняшний рассказ необычен тем, что центром моего повествования будет не сам отель, а история, которая произошла в его стенах. Не гостиница вдохновила меня на поиски интересных фактов и фамилий, связанных с ней, а удивительная история, которая привела в этот отель и открыла это место с совершенно другой стороны.

Итак, мы попробуем окунуться в советскую Москву шестидесятых, оказавшись в самом центре столицы и в самом центре событий того времени. Вместе с вами мы проникнем именно в то место, где произошла эта история и попробуем представить всё это действо перед своими глазами.

Гостиница «Националь» или «Национальная», как она называлась первое время, была открыта в 1903 году и сразу стала одной из лучших гостиниц Москвы. Отель был открыт для приёма высокопоставленных иностранных гостей, а также российской государственной и военной элиты. С 1918 по 1931 год советское правительство превратило гостиницу в Первый Дом Советов, где располагались правительственные подразделения и размещались представители руководства большевиков. В разное время здесь жили Ленин, Дзержинский, Троцкий. В 1932 году «Националю» вернули статус гостиницы и он вошел в структуру Государственного Акционерного Общества «Интурист».

Советские функционеры оставили имидж гостиницы как самой привлекательной для иностранцев и провели полномасштабный ремонт и реконструкцию. В «Националь» были свезены экспонаты расформированных русских усадеб и дворцов, что сделало гостиницу уникальной в первую очередь смешением совершенно разных стилей и эпох, но, тем самым, неповторимой.

В шестидесятые годы прошлого столетия «Интурист», как самая прогрессивная компания, сотрудничавшая и работающая для иностранцев, решила сделать красивый рекламный буклет для одной из самых ярких своих гостиниц и распространять его в иностранных посольствах и других местах, посещаемых иностранцами. Было решено привлечь к съёмкам известную советскую актрису и, тем самым, привлечь интерес к рекламному буклету, а значит и к «Националю». Курировать данный проект отправился лично первый заместитель «Интуриста», так как промаха в таком тонком деле быть не могло. Как всегда, взявшись за дело, с присущей ему скрупулезностью, первый зам в ранний утренний час, отдав все необходимые указания руководству гостиницы, ехал на своей служебной «Победе», вымытой и отполированной до блеска, деловито объясняя суть задачи, сидевшей рядом молодой актрисе, за которой заблаговременно заехал домой.

Его звали Александр, ему было чуть больше сорока, и это был один из самых молодых руководителей, входящих в московскую правительственную элиту. С одной стороны, это был классический пример жёсткого советского функционера, четко представляющего свои цели, задачи и упорно двигающегося по карьерной лестнице, но с другой стороны, видимо в силу специфики работы, позволяющей периодически выезжать за границу и общаться с представителями советской богемы, этот человек был, не по-советски, элегантен, разносторонне развит и предпочитал скорее разговор об истории и искусстве, чем о выполнении планов очередной пятилетки.

Её звали Ольга и ей не было ещё и тридцати. Она действительна была талантлива и настолько хороша, что присутствие её само по себе в обществе вызывало улыбки и поднимало настроение. Ольга была уже в том возрасте, когда осознавала свой талант и привлекательность, умела пользоваться этим, но ещё, в силу молодости, не попала от этого в зависимость и была, по-настоящему, легка.

Они подъехали к «Националю» в том настроении, когда каждый хотел бы быстрее покончить с запланированным делом, понимая, что дело предполагалось быть обыденным и скучным, но важность его не позволяла быть небрежным и расслабленным. Ольга была уже не раз здесь, и великолепный вестибюль с уникальной парадной лестницей из белого мрамора не произвёл на неё никакого впечатления. Александр проводил девушку в самый большой и красивый номер, передал её в руки профессиональных парикмахеров и отправился лично контролировать все приготовления к съёмке.

Фотографы были уже готовы и замысел был достаточно прост: известная советская красавица снимается в великолепных интерьерах гостиницы «Националь». Первым планировали снимать ресторан. Во-первых, это была визитная карточка гостиницы, а во-вторых, Александр планировал перекусить и, вкратце, обсудить предстоящую съёмку с актрисой.

Ресторан «Белуга» и сейчас, и в те годы — уникален. По сей день ни один ресторан мира не имеет такого предложения икры. Более двух десятков видов паюсной, севрюжьей, осетровой и белужьей икры. Богатейшее предложение водки и шампанского позволяет наслаждаться русской икрой в полной мере. Однако, не только икрой богат ресторан. Архангельский клыкач, каспийская белуга, карельская форель, заполярный палтус, лучшая мраморная говядина, дичь — всё это может быть на столе «Белуги».

С видом знатока, чиновник «Интуриста» взглянул в меню и решил остановиться на белужьей икре, легких крабовых закусках и бутылке шампанского. Когда Ольга вошла в зал ресторана, стол был уже сервирован.

Отодвинув кресло и усаживая актрису за стол, Александр впервые обратил на неё внимание. С интересом изучая её, он предложил тост за будущую работу и удивился легкости и непринужденности её жестов, сопровождающихся восхитительной улыбкой.

 — Итак, Мистер Директор, какой у нас сценарий?

 — Александр! — он несколько удивился её тону, но нисколько не смутился.

 — Значит, Саша. А я Оля. Давайте за знакомство — не дожидаясь ответа на свое предложение, Ольга сделала глоток и зачерпнула маленькой серебряной ложкой икру из внушительного размера хрустальной икорницы.

Разговор сразу задался и, неспешно выпивая и закусывая, Александр стал рассказывать ей об отеле. Ему было интересно рассказывать об истории, он как будто вживую представлял как ещё до революции этот отель принимал генерал-губернаторов, предводителей дворянства и блестящих русских офицеров, любивших сидеть, возможно, именно за этим столом. Он рассказывал ей про великого князя Александра Михайловича — дядю последнего императора Николая II, который часто останавливался здесь и о его возлюбленных, за которыми он тайно ухаживал. Александр рассказал, как в 1932 году, перед повторным открытием «Националя», по всему союзу собирались уникальные ценности из разграбленных дворцов и свозились для создания тех исторических интерьеров, которые они могли видеть сейчас.

Ольга слушала его и поражалась, отчего же захватывают её эти истории и, беря за руку, уводят в те года, о которых она не только не знала, но и не хотела заглядывать, понимая, что всё происходившее до 1917 года было неправильным, отвратительным и не заслуживало никакого внимания. Она поражалась тому, что погружается в эти рассказы и, как будто, сама участвует в том грандиозном костюмированном бале 1903 года, когда вся знать Российской империи в роскошных костюмах «допетровского» времени собралась на неповторимом более ни раз маскараде. Картины с изображением героев и костюмов висели на стенах и впервые Ольга осознала всю глубину истории своей страны и величие национальных традиций независимо от политического устройства.

Незаметно пролетел час, потом второй, и уже фотографы, не смеющие напомнить о своем присутствии, принялись за трапезу. Наши герои, как будто забыли для чего они здесь и полностью окунулись в атмосферу этого места, в атмосферу царской России, Революции, становления молодой советской страны. Невольным свидетелем всех этих изгибов истории был «Националь» и, в каждом зале, в каждом номере сохранились остатки того великолепия, которое сопровождала жизни всех постояльцев.

Они встали из-за стола и пошли дальше по бесконечным холлам и залам, рассматривая уникальные экспонаты былой жизни. Все пошло не по сценарию, и уже никто не думал о запланированных постановках и позах. Саша и Оля просто гуляли по этому великолепному музею и только изредка Ольга реагировала на вспышки камер и принимала чуть более фотогеничные позы.

Они зашли в один из залов, где стоял огромный белоснежный рояль. Когда-то здесь проводились воскресные вечера русской знати. Он сел за инструмент, поднял крышку и сначала очень осторожно прикоснулся к клавишам. Это был старый рояль и, быть может, сам Римский-Корсаков или Прокофьев, которые часто бывали здесь, играли на этом удивительном инструменте. Но, как только он сыграл первые аккорды, робость его прошла и он стал играть. Он играл репертуар Утёсова, Марка Бернеса и совсем поверг в шоковое состояние свою спутницу, сыграв только что вышедшую композицию The Beatles «Yesterday».

Дальше всё шло как в тумане. Все двери залов и новых номеров приоткрывали неизведанные тайны. Давно знакомая гостиница предстала совершенно в другом свете. Как будто расступились стены, портьеры и весь свет русской знати закружился в вальсе грандиозных балов.

Советский чиновник с упоением рассказывал об удивительном смешении в одном объекте столь разных стилей. Здесь союзничали и, в тоже время, конкурировали ренессанс, классицизм, модерн. Каждый предмет интерьера олицетворял свою эпоху, но не было в этом пошлости, показушной вычурности. Каждая скульптура, каждое полотно было на своём месте.

Вдруг, взяв за руку, он подвёл её к одной из картин, висевших на стенах в этом зале.

 — Посмотри, — Саша приобнял правой рукой Олю за талию, а левой осторожно прикоснулся к холсту. — Это Левитан.

 — Как же красиво!

 — Да, это Плёс. Небольшой городишка на берегу Волги. Ему почти тысяча лет. Левитан жил здесь долгое время и написал много картин.

 — Откуда ты все это знаешь? — Она с удивлением повернулась к нему, заглядывая в его глаза. — Ты знаешь столько историй. Что происходит? Скажи мне, что происходит?

 — Я не помню откуда — улыбнувшись, он взял её за руку — я сам не раз бывал там. Это удивительное место. Если ты когда-нибудь захочешь, я покажу его тебе.

 — Да, мне бы хотелось там побывать. — Она убрала свою руку и медленно пошла вдоль стен, разглядывая другие шедевры живописи.

Следом, он показывал ей номера. «Гостиная Людовика XVI», Кремлёвский Люкс, Исторические номера. Каждый зал, каждая комната были неповторимы по-своему. Предметы искусства, вывезенные из Царскосельского и Аничкова дворцов являли собой национальное достояние и при этом находились в абсолютно свободном доступе, давая возможность не только насладиться взором, но и иметь возможность осязать каждый предмет.

Вот здесь располагался Британский Клуб, чуть дальше любимое кресло Герберта Уэлса.

Не имеющие аналогов витражи, потолочная художественная роспись, камин с белой мраморной облицовкой, позолоченные украшения металлического ограждения, редкие образцы живописи и прикладного искусства. Они ходили по всем этим залам и представляли себе всё происходившее здесь за предыдущие шестьдесят лет. Зайдя в один из роскошных номеров, Ольга позвала молодого человека за собой.

 — Саша, я никогда не думала, что здесь настолько красиво — она присела на старинную софу, которая стояла в комнате-библиотеке, и с удивлением стала рассматривать полки с книгами и небольшими фарфоровыми статуэтками.

Александр взял первый попавшийся том и стал читать вслух. После, он убрал книгу и, ходя вокруг по комнате, стал читать ей стихи. Он был знаком с многими поэтами современности и с некоторыми дружил. Он читал ей наизусть Вознесенского, Бродского, Евтушенко. Он ходил вокруг неё и, читая, погружался в те образы, о которых он читал. И только раз, читая любимого Мандельштама, он остановился и прочитал ей прямо в глаза:

Нежнее нежного
Лицо твоё,
Белее белого
Твоя рука,
От мира целого
Ты далека,
И всё твоё —
От неизбежного.
От неизбежного
Твоя печаль,
И пальцы рук
Неостывающих,
И тихий звук
Неунывающих
Речей,
И даль
Твоих очей.

Была уже полночь и, закончив съёмку, они почувствовали, как много сил у них ушло за сегодняшний день. День подходил к концу и может быть от того, что нужно было расходиться, а может быть от усталости, они молча собирали свои вещи, и Александр всё никак не решался заговорить с ней о новой встрече.

«Победа» уже ждала у входа и, дав указание водителю ехать по утреннему адресу, они откинулись на задний диван и прикрыли глаза. Ольга довольно быстро уснула и, чуть наклонив голову к его плечу, погрузилась в, только ей видимые, сновидения.

 — Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Я хочу, чтобы у нас с тобой родились дети — он настолько твёрдо и отчётливо понял эту мысль, что произнёс её вслух. Он удивился этому, так как теперь это были не эмоции, не порыв, а какое-то чёткое и спокойное осознание.

Он повторил это вслух ещё раз, но водитель, повернувшись на шёпот шефа и так и не услышав никаких указаний, вернулся к наблюдению за дорогой.

 — Михалыч! Стоп! Давай в Плёс! — Внезапно возникшая у него идея мгновенно выразилась в приказе своему водителю.

 — Куда? — Михалыч повернулся с округлёнными глазами.

 — Ты слышал. В Плёс. Ты знаешь где это.

Водитель свернул в проулок и, поменяв направление и увеличив скорость, устремился по новому адресу. Они ехали более четырёх часов, но за это время Ольга так и не проснулась. Изредка вздрагивая и приоткрывая глаза, она вновь проваливалась в сон и не замечала, что их авто всё дальше и дальше удаляется от её дома. Саша не спал, абсолютно протрезвев, он, с преданностью солдата, берёг её сон. Когда они приехали уже начало светать. Автомобиль остановился около крепостного вала Плёсской крепости, направив фары на крутой берег Волги.

Ольга проснулась. Ещё не понимая где она и сколько прошло времени, вышла из машины и, сделав несколько шагов, всё поняла. Она закрыла лицо руками и открыв глаза вновь, поразилась открывшемуся виду. Она, лишь на мгновение, восхищенно посмотрела на реку и, вдруг погрустнев, повернулась к Александру.

 — Саша, милый — она провела рукой по его щеке и безвольно опустила руки — спасибо тебе, но не нужно было этого делать.

 — Отчего же не нужно? — Александр смотрел на неё в упор ровным и спокойным взглядом.

 — Мы не можем быть вместе. Не можем потому, что этого не может быть. Ты слишком хорош. Ты идеален. Но, если я дам тебе хоть малейший повод или надежду, ты полетишь доставать для меня Луну и сгоришь — она чуть улыбнулась и продолжила — тебе нужна другая. Я актриса, я постоянно живу в переживаниях и чувствах. Любовь приходит, уходит и потом возвращается в других людях. Я не хочу и не могу причинять тебе боль. Прости, хороший мой человек. Так будет лучше. Уезжай, а я хочу остаться здесь.

Он ничего не ответил ей. Улыбнувшись, Саша дошёл до автомобиля, взял портфель и вернулся к ольге. Он достал чистый лист бумаги, сургуч, печать и, не говоря ни слова, принялся писать. Он написал несколько слов от себя и одно из стихотворений Вознесенского.

«Душа моя… ты знаешь, я не смогу объяснить тебе это, но ты и не поняла бы это сейчас. Также, как и я не понимал этого до сегодняшнего дня. Сейчас ты не воспримешь эти истины, как и я точно также до этого жил и горел страстью, влюблённостью. Сгорал, падал, поднимался вновь в небо и не мог без этого жить. Ты говоришь, что любовь приходит и уходит в разных людях. Я думаю, это что-то другое. Это пожар, болезнь, страсть, влюблённость. Как у Чехова. Я люблю не тебя, а любовь к тебе. То есть тебя вдохновляет не сам человек, а твои чувства к нему. Они просто аккумулируются именно в том, кто рядом. Поэтому и переходят от одного к другому. Потому что ты любишь не человека, а любовь к нему.

Но есть что-то другое, что-то большее. Вечная бесконечная нежность… настоящая близость между людьми. И она не проходит, такими чувствами можно клясться без сомнений.

Я хочу, чтобы ты когда-нибудь поняла, что я сейчас написал. Я положу эту записку в вазу из которой её невозможно забрать обратно. Возможно, ты поймёшь позже сама все то, что я тебе написал, и тогда я сам разобью вазу и покажу тебе это письмо. Я буду ждать тебя до тех пор, пока ваза будет цела. Прощай…».

Не исчезай
Во мне ты навек,
Не исчезай на какие-то полчаса…
Вернешься ты вновь через тысячу, тысячу лет.
Но всё горит
Твоя свеча.
Не исчезай
Из жизни моей,
Не исчезай сгоряча или невзначай.
Исчезнут все.
Только ты не из их числа.
Будь из всех исключением,
Не исчезай.
В нас вовек
Не исчезнет наш звёздный час,
Самолет,
Где летим мы с тобой вдвоём,
Мы летим, мы летим…
И мы летим,
Пристегнувшись одним ремнём,
Вне времён, —
Дремлешь ты на плече моём,
И, как огонь,
Чуть просвечивает твоя ладонь…
Не исчезай
Из жизни моей,
Не исчезай невзначай или сгоряча.
Есть тысячи ламп,
И у каждой есть тысячи свеч.
Но мне нужна твоя свеча.
Не исчезай
В нас, Чистота.
Не исчезай,
Даже если наступит край.
Ведь всё равно —
Даже если исчезну сам, —
Я исчезнуть тебе не дам.
Не исчезай.

Саша сложил лист вчетверо, замотал нитью, поставил печать на сургуч и, протянув Ольге записку и карандаш, попросил поставить свою подпись. Затем, забрав записку и поцеловав её в щёку, он тотчас уехал в Москву.

Прибыв в столицу, он незамедлительно отправился в «Националь». На стойке приёма гостей, пока никто не видел, он опустил свою записку в тяжёлую вазу с узким горлом, стоявшую рядом. Дав указание ни при каких обстоятельствах не убирать с этого места предмет и незамедлительно в любой день и час информировать его, если с вазой что-либо случится.

Никто не знает сколько прошло времени. Может быть год, три или десять лет, но однажды Ольга снова оказалась в этой гостинице. День её не задался с самого утра и, изрядно выпив и поссорившись со своим спутником, она решила ехать домой. Подойдя к стойке регистрации и, нервно жестикулируя, она попросила вызвать такси. Жесты её были небрежны и чуть возбуждены алкоголем, и Оля совершенно не заметила как смахнула стоявшую рядом вазу. Ваза с грохотом рухнула на пол и разлетелась на мелкие осколки. Ахнув и присев на корточки, она инстинктивно принялась собирать то, что осталось от вазы. Она не сразу поняла, что это та самая записка. Взяв в руки небольшой свёрток, она увидела на нём свою подпись и всё вспомнила. Сев на диван, она разорвала нитки, развернула письмо и начала читать. То, что она прочитала, повергло её в шок. Она сидела неподвижно около получаса, перечитывая раз за разом текст.

Затем, как будто опомнившись, она встала и направилась к выходу. Уже открывая дверь на улицу, она увидела два остановившихся автомобиля. Волга с шашечками на крыше и «Победа» с министерскими номерами.

Неизвестно что было дальше, но абсолютно точно эта история происходила в этой гостинице. Стены её видели и помнят всё то, о чём я вам рассказал. Вы сами можете спросить у них и почувствовать всё это, если приедете в «Националь», двери которого всегда для вас открыты.